Она стояла посреди поля, раскинув руки в стороны. Она стояла, а вокруг неё шумело море зелёной травы. Она стояла, а ветер дул ей в лицо и пытался подхватить её и унести её подальше отсюда. Она стояла и ждала, когда ветер подхватит её и унесёт её подальше отсюда. Она стояла и ждала, стояла и ждала, ждала, ждала. Она ждала, а ветер всё не уносил. Ветер всё не уносил её, и она кричала. И чем дольше она стояла, чем дольше ветер тщетно пытался унести её, тем сильнее она кричала. Вот, вот сейчас она перекричит шум травы, сейчас её голос перекроет пение ветра, но…
… но вдруг всё стихло. Всё стихло. Вот так просто взяло и стихло, как будто ничего и не было, не было ни поля, ни моря шумящей зелёной травы, ни ветра, который пытался подхватить её и унести её подальше отсюда. Ничего не стало. Но вдруг что-то появилось. Голос.
– Пошли домой, Полина! – сказал он грубо.
Но она не ответила, а только закрыла глаза и продолжала всё так же стоять, раскинув руки. Где-то в глубине, где-то в её живой душе шумело море зелёной травы и дул ветер.
– Пошли, я сказал! – крикнул голос и откуда-то из темноты появилась рука и схватила её за рукав. Схватила и дёрнула. Но она устояла и лишь чуть-чуть повернулась в сторону.
– Домой! – заорал голос.
– Мой дом там, – тихо ответила Полина. Её тоненька ручка вытянулась вперёд, и указательный палец уткнулся в вязкую темноту.
– Туда. Там мой дом, – прошептала она.
– Там ничего нет, дура! Твой дом будет, где Я скажу. Сейчас Я говорю, что твой дом здесь! И Я говорю тебе ДОМОЙ! – гаркнул голос.
Рука дёрнула рукав. Ноги Полины поддались. Полина скрылась в темноте. Темнота захлопнулась за ней с диким звоном, захлюпала, разошлась кругами и успокоилась.
Она сидела на табуретке, уперевшись ручками в угол табуретки и навалившись всем телом на них. Сидела и тихо, почти шёпотом повторяла:
– Это не я! Это не моя семья! Это не я! Это не моя семья!
Появился мужчина. Он прошёл мимо неё, как буд-то не замечая её. Взял чайник с плиты. Налил кипяток в чашку. А она всё сидела на табуретке и повторяла те же слова.
– Полина, чай будешь? – спросил он грубо и тут же крикнул: – Я тебя спросил, ты чай будешь?
– Это не я! Это не моя семья! Это не я! Это…
– Заткнись!
– … не моя семья!
– Я твой отец! Я твоя семья!
– … не моя семья!
– А кто? Кто твоя семья?
Полина оторвала взгляд от бесконечности, перестала шептать волшебные слова и посмотрела на отца. Их глаза встретились. Её голубые глаза, глаза в которых каждый мог увидеть притягивающую синеву морских глубин и манящую голубизну неба. И его тёмно-серые глаза, глаза в которые не каждый храбрец мог заглянуть и увидеть там холодный камень, камень, который не пробьёт никто, камень, который пугает каждого, кто его видит. Их глаза встретились. И столкнулись притягивающее море и холодный камень. Камень утопал в этом море, утопал, несмотря на бесконечно большие размеры, утопал, потому что море то же было бесконечно глубоко. Их глаза встретились. И столкнулись манящее небо и холодный камень. Камень терялся на бескрайних просторах при взгляде на него с высоты, терялся несмотря на свои бесконечно большие размеры, терялся потому что небо тоже было бесконечно высоко. Их глаза встретились, и когда их глаза столкнулись в беспощадной битве, она сказала так же тихо:
– Моя семья Я настоящая и Мама.
– Мать умерла, давно умерла! Её нет! Матери нет! Она не может быть твоей семьёй! А ты теперь подчиняешься мне. Я тебе говорю: – Я твоя семья! Я! – закричал он. – Твоя мать умерла, а ты теперь подчиняешься мне, и это значит, что и тебя нет. Нет тебя! Нет! Ты не существуешь! Значит твоя семья это Я, Я и только Я!!! – крикнул он и с силой швырнул кружку. Пролетев мимо самого лица Полины, кружка разбилась на мелкие кусочки о стену. Осколки дождём упали на пол у стены. Кипяток большим пятном растёкся по стене. Осколки упали на пол и некоторые из них воткнулись в пол, на всегда остались иглами торчать . Не которые же осколки оставили в дощатом полу лишь царапины глубокие и не очень, но самые глубокие царапины, и самые большие и болезненные осколки градом осыпались в её живой душе. Царапины от этих осколков так и остались в её живой душе навсегда, и осколки ещё долго резали и царапали её изнутри. Даже её живая душа не смогла заживить эти царапины, сгладить эти осколки.
Полина подняла голову, и тут же на неё обрушился удар. Голова её резко повернулась вправо. Щёки её горели огнём, но она сидела, сидела и терпела. Он знала, скоро это закончится, скоро это кончится, скоро это когда он насладится и получит всю нужную ему силу от её бессилия. Полина давно научилась не плакать от его тяжёлых ударов. Она казалась совершенно спокойной, но её живая душа буйствовала, она рвалась наружу. Но Полина знала, она знала, что она вот-вот будет готова. Удар, удар, ещё удар, удар. Сильный удар.
Он бил её давно. С тех пор как умерла мать. Он бил её очень давно. С тех пор как забил до смерти её мать. Он бил её слишком давно. Он бил её так давно, что этому наступал конец. Она знала, что он будет бить её до тех пор, пока она не ударит его. Он бил её и не замечал, как она крепла от его ударов. И она знала, что уже скоро, очень скоро сможет ударить его.
Он встал. Зло посмотрел на красную от ударов Полину. С силой пнул стул. Вышел из комнаты. Хлопнул дверью в комнату. Потом хлопнул дверью в дом.
Полина сидела и смотрела на дверь. Слушала его тяжёлые шаги по квартире, хлопки двери в прихожей. Он ушёл. Он ушёл тратить свою силу, которую получил от неё. Он ушёл тратить свою силу, чтобы потом вернуться к ней за новой силой.
Полина сидела. Полина тихо повторяла:
– Это не я! Это не моя семья! Это не я!
Полина встала. Раскинула руки. Закрыла глаза. Её ноги слегка тряслись. Всё её тело подрагивало. Он едва пританцовывала под неслышную музыку. Слёзы текли по её щекам. Она стала переступать с ноги на ногу, вращаться то вправо, то влево.
– Это не я! Это не моя семья! – тихо повторяла она.
Три круга вправо, пять влево, один вправо, два влево. Так она крутилась всё сильнее и сильнее. Так она увеличивала число кругов, ускоряла вращение.
– Это не я! – громче говорила она. Её голос креп и становился всё сильнее
– Это не моя семья! – кричала она.
Она крутилась как волчок. На столе сдуло несколько листов бумаги. Сдуло тетрадь. Сдуло книги. Все вещи втягивались в общий безумный безумный хоровод. Всё кружилось и танцевало вокруг Полины.
– Это не Я! – кричала она. И её крик закручивался в спираль, смешивался с общим хороводом, взлетал вверх, бился со звоном о потолок, срывался вниз и разлетался в стороны. Её крик как сабля с ошеломляющей силой кромсал подушки, одеяла, матрасы, стулья, шкафы. Её крик выбивал стёкла, откалывал куски стен и швырял их как спички во все стороны.
– Я! – крикнула Полина, раскинула руки так широко, как могла, запрокинула голову, и голос её, раскатами грома отразившись от стен, ударил её со всех сторон, накрыл её, обволок белым облаком, поднял ввоздух, закружился в диком танце и исчез. Весь голос просто исчез, и Полина исчезла вместе с ним. Безумный хоровод прекратился, и вещи попадали на пол. Теперь в комнате была гробовая тишина.
Он пришёл домой поздно. Он пришёл, хлопнув дверью и прошёл в комнату. Он открыл дверь комнаты и окаменел. Все вещи были разбросаны по комнате. В свете коридорных ламп было видно, что мебель и стены искромсаны и исполосованы. Окна скалились острыми осколками.
Он смотрел на всё это, и не мог понят, что произошло. Он вошёл в тёмную комнату. Споткнулся обо что-то . Выругался. Попытался всмотреться в темноту. И тут дверь комнаты хлопнула с диким грохотом. Он дёрнулся, обернулся.
– Полина? – спросил он. Первый раз, первый раз в жизни его голос дрожал.
– Я, – тихо ответил голос.
– Полина, ты где?
– Я со своей семьёй.
– Как?
– Теперь я вижу, что на самом деле ты совсем не сильный. Ты не сильнее меня. Ты слабее меня. У тебя нет внутренней силы, тебе её нужно получать откуда-то.
– Этого не может быть, – пробормотал он, но теперь уже он всё понял. Он всё понял и испугался этого. Он испугался, так как никогда не пугался.
– Пошли домой, папа, – сказал тихо голос.
– Не-е-ет! – закричал он. Он выставил руки вперёд, как будто защищаясь от невидимого врага.
– Пошли, я сказала! – повторил голос настойчивее. Из мрака комнаты показалась тоненькая ручка. Он схватила его, и дёрнула с такой силой, что он тут же исчез в темноте. Темнота захлопнулась за ним с диким звоном, захлюпала, разошлась кругами и успокоилась.
Тёмная комната опустела. Вдруг открылась дверь, включился свет в комнате. Всё мебель стояла на местах целая и невредимая. Стены были совершенно ровными, книги, тетради и бумага – всё лежало на местах. В комнате стояла гробовая тишина.
Написано в ночь с 2 на 3 мая и с 3 на 4 мая 1999 г. Под песню The Cranberries “Zombie”.
